Мой призыв пришёлся на февраль 2011-го года. С момента репатриации я думал, что пойду в боевые войска. По критериям я подходил, армейские данные максимальные, да и как вообще идти служить, если не в боевые? Потом случился «день спецназа», о котором я упоминал в прошлом тексте. Рвения поубавилось, и я начал задумываться, действительно ли «боевые» войска – моё? Ближе к призыву оказалось, что без разрешения матери меня, единственного сына в семье, в боевые не возьмут. Горевал я недолго, и духом не падал.
Я вообще ничего не понимал в армии. Совсем. Я не знал никаких войск, кроме боевых. Не знал, куда проситься служить, не знал, какие есть должности, не знал вообще ничего. Если кто-то из читателей в скором времени идёт в израильскую армию, то мой совет таков: постарайся перед призывом понять, как устроена армия, и что там вообще можно делать.
Так я и попал на «общий курс молодого бойца». Самый простой и незамысловатый. Там была сборная солянка из призывников в разные виды войск, попавших туда по разным причинам. Со мной всё было тривиально — мой призыв пришёлся на день призыва «боевых» новых репатриантов. Но в боевые мне было нельзя, и не зная толком, что со мной делать, меня отправили на этот КМБ.
База была на юге страны, недалеко от Сектора Газа. Было сложно и непривычно, хотя сам курс был простым, и никаких серьезных нагрузок там не было. Поначалу я не мог привыкнуть к тому, что на меня, да и на весь взвод, постоянно орут командиры. Очень быстро пришло понимание того, что мои командиры это такие же солдаты как и я, просто они уже в армии целых полгода, и у них такая роль – кричать и быть строгим. Такое вот отношение, кажется, мне очень помогло. Я не злился и не обижался, если на меня кричал командир. Роль такая у человека, должность, что тут поделать.
Первые стрельбища, с американскими м-16 времён вьетнамской войны, первый «марш-бросок» на 8 километров, первые наказания и поощрения. Всё это было именно там.
А еще именно там я первый раз прочувствовал, что такое «наряд по кухне». На той базе было очень много людей. Размеры кухни и столовой соответствовали. Настолько дешевой рабочей силой я себя никогда не ощущал.
Там я узнал, каково это, когда над тобой смеется весь армейский персонал столовой.
Сам виноват. Я ничего не понимал в структуре и устройстве армии. Пришёл в наряд в расположение кухни из расположения своей роты. На кухне главным за всю рабочую силу был простой парень Глеб, свой в доску, и вообще никак не считался за командира. Но я этого не знал. Я думал, что раз меня отправили к нему, значит он командир, возможно офицер, и мне надо вести себя подобающе. Я вышел вперед, руки «алмазиком» за спиной, стойка смирно. Встал и проорал что-то из разряда – «КОМАНДУЮЩИЙ ГЛЕБ, РЯДОВОЙ СВИДЛЕР БОРИС ПРИБЫЛ В ВАШЕ РАСПОРЯЖЕНИЕ!». Надо мной потешались весь день, и на оставшийся месяц за мной закрепился позывной «павлин».
КМБ кончился, и по распределению я попал в войска связи. Меня это вполне устраивало, электронику и сети я всегда любил, а тут всё то же самое, но армейское. Реальность оказалась иной, и сетями с электроникой я занимался чуть реже, чем никогда.
На определении в рода войск мои мытарства не кончились, ведь теперь предстояло пройти профессиональный курс, в пределах войск связи. Я был недоволен доставшейся мне должностью, пытался это изменить, отказывался подписывать некоторые бумажки.
В итоге свою действительную срочную службу я начал на должности кладовщика оборудования на севере Израиля.
С максимальными данными, с желанием делать что-то важное и сложное, я, приехавший, чтобы отслужить, стал кладовщиком. Началась моя армейская депрессия. Каждый день я ждал конца дня, и каждую неделю ходил на разговор к командиру роты, пытался ему объяснить, что, при всём уважении, эта должность – не для меня.
Сослуживцы меня не понимали. Должность была не пыльная. Каждый день только до шести вечера, потом свободен. Никаких круглосуточных дежурств. Никаких нарядов по тревоге. И даже оставаться на базе на выходные я должен был только раз в два месяца. Для нашей базы это была сказка, а не условия службы. Но я был недоволен, и непреклонен.
Своим нытьем и попытками изменить ситуацию я заклевал мозги очень многим на той базе, приставая ко всем без разбора. Я изливал душу любому, кто готов был выслушать. Советов от срочников было много, один интереснее другого: уйти в самоволку, пойти к армейскому психологу, перейти в боевые, идти в офицеры, выйти на курс летчиков. Я решил не мелочиться, и сразу же подал прошение об отправке меня на курсы летчиков.
Дело в том, что лётчики — это элита элит ЦАХАЛа. Пройти конкурс на лётный курс невероятно трудно, ещё труднее его закончить. Тысячи солдат ежегодно пытаются туда попасть, но преуспевают лишь единицы. Эта служба требует максимального владения собой, идеальной физической формы и строжайшей секретности. Поэтому у меня, несмотря на формально подходящие данные, не было ни единого шанса. Но я всё равно был серьезно настроен, чтобы показать, что оставаться на своей должности я не намерен. С момента прибытия на базу прошло полгода, и меня наконец-то услышали. Меня перевели из роты склада в роту связи. Тут мне надо было решить, в какой взвод я хочу. Выбирать я мог из двух. Первым был взвод который занимался интересной, физически несложной работой, практически без утомляющих выездов на учения. Назовем его взвод Алеф.
Во втором взводе была работа посложней, с тяжелым оборудованием и частыми выездами на учения. Его обозначим как взвод Бет.
Все мне прочили взвод Алеф. Там служил мой друг – Боря, с которым мы еще в Питере в 550-ой вместе учились. Боря, к слову, был одним из тех благодаря кому я вообще смог перейти. Он проводил внутреннюю работу в роте, убеждал офицеров и прапорщиков, что такой солдат им нужен. Боря всех убедил, оставалась чистая формальность – личная беседа с командиром роты – Мейталь. Но и тут я смог в последний момент всё запутать.
Перед беседой я в очередной раз позвонил Боре, потому что волновался и нуждался в поддержке. Но ответил не Боря, а Алексей, старший сержант из взвода бет, солдат огромных габаритов, мощный и непоколебимый как ледокол. Подмены я не заметил, я думал только о том, что получилось вырваться со склада. При разговоре с Борей-Лешей я между делом спросил, что делать, если Мейталь скажет мне идти в взвод Бет. Леша решил не терять такой шикарной возможности заиметь во взвод новую рабочую силу, и сказал, что надо будет соглашаться, да и вообще лучше взвода Бет нет во всём батальоне.
Я вышел из кабинета Мейталь с улыбкой на лице. Свершилось, я больше не кладовщик, я – связист взвода Бет! За дверью меня ждал Боря, пара прапорщиков из его взвода, Алексей и еще разные ребята, которые пришли меня поддержать. С улыбкой идиота на лице я радостно объявил им, что теперь я во взводе Бет. Такой реакции я точно не ожидал. Один из прапорщиков тихо выругался на русском, борина ухмылка моментально исчезла, и он начал успокаивать прапорщика. Кто-то сердечно меня поздравил, но я мог видеть только Алексея. Он стоял за их спинами, и даже не пытался скрыть свой смех. Уже через 15 минут я сидел в кабинете своего нового командира – Михаэля, и медленно осознавал, что получилось из моей невнимательности и шутки Леши. Михаэль отсмеялся своим смехом прапорщика, и начал медленно, и с удовольствием посвящать меня во все обязанности его взвода, которые мне предстояло разделить.
Я же еще не представлял что меня ждёт, и как мне с этим жить.
Боря Свидлер
Я Боря Свидлер. Родился и вырос в Петербурге, на улице Пестеля. Здесь я попробую объяснить как получилось так, что сейчас я живу в нежилом районе города Хайфы, в общаге размером с автозак, и не жалею о том, что променял улицу на которой жил Бродский на улицу на которую даже бездомные не заходят. Но обо всем по порядку.
Все статьи автора Боря Свидлер
